| |
Доброта в нем была неизбывной и неистрибимой
Естественно, когда уходят люди старше тебя. Этому есть простое жизненное обоснование — каждому из нас дается определенный срок жизни. И совершенно противоестественно, когда умирают люди младше тебя, да еще с которым ты в самые лучшие и веселые свои годы делал любимое дело: в подвале на улице Чаплыгина дом 1а студент ГИТИСа Григорий Гурвич подвизался как автор стихотворных зонгов в спектакле Андрея Дрознина и Константина Райкина «Прощай, Маугли». Его привели мои студенты, вместе с которыми он учился в ГИТИСе.
А время на самом деле было замечательное. Никому не было интересно студийное движение, и все наши сегодняшние апостолы веровали исключительно в успешность собственность судеб. Гриша Гурвич пришел будучи плотным по телосложению, смешным, с несоразмерными жесткими усами. Такими бывают одаренные еврейские дети в музыкальных школах, только с тем добавлением, что был он природы очень добр и расположен этой добротой к людям.
Работал он много, писал, переписывал. Часто бывал на репетициях. Это ему нравилось. Наверное, уже тогда он мечтал о своем театре, который он позднее и создал, и который был назван «Летучая мышь». Я бывал на спектаклях этого театра и они радовали тем, что люди владели профессией, знали ремесло. Оно было еще несовершенным, но честность и достоинство были налицо. Из «Летучей мыши» вышло немало людей, которые сегодня, в наше многотрудное время, даже индивидуальным трудом зарабатывают себе на кусок хлеба.
Гриша и потом бывал у нас в подвале. Он был одним из самых доброжелательных зрителей. Это не значит, что ему все нравилось, но доброта в нем была неизбывной и неистребимой. И даже, став руководителем театра, он никак с этой добротой своей не мог расстаться. Она у него была почти как горб.
Однажды на спектакль «Прощай, Маугли» пришел тогдашний министр культуры, кандидат в члены политбюро. Сообразно этому соответствующие службы готовились к его приходу. Они предупредили нас о длительности затемнений между картинами. Перерывы не должны были превышать определенное количество секунд, так сказать, в темноте, но коротко. И самый курьезный случай произошел, конечно, с Гришей. Когда он пытался пройти в дверь, то человек с военной выправкой, помогавший нашим студентам пропускать публику, спросил: «А это кто?» «Это -— автор», — ответили ему ребята. «А, — протянул он, — проходите, товарищ Киплинг».
В дальнейшем нам не довелось работать вместе, но Гриша всегда принимал самое деятельное участие, когда мы отмечали какие-то годовщины. Делал он это весело, широкозахватно. На мое 60— летие, которое отмечалось в Доме актера, Гриша подарил роскошный торт «Наполеон». Такой только мама делала мне в Саратове. Торт был огромный, размером, по-моему, метр квадратный. Обидно, что попробовать мне его не довелось. Торт сперли прямо из Дома актера.
Гриша Гурвич был очень симпатичный мне человек. Я думаю, и он нежно ко мне относился. Во всяком случае при встречах мы искренне радовались друг другу.
Смерть, в общем-то, никогда не бывает ожиданной. Гриша заболел неожиданно, несправедливо, врасплох. И умер он так же интеллигентно, как и жил.
Олег Табаков
|
|
|
